Пианистка [litres] - Эльфрида Елинек

советует ей быть поосторожней. В такой ситуации мужчина опасается зубов больше, чем любой болезни. Он потеет и кряхтит, показывая, что старается изо всех сил. Он кричит, что постоянно думает о ее письме. Как глупо. Она со своим письмом виновата в том, что он не может совершить любовный подвиг, а вынужден только думать о любви. Она, эта женщина, воздвигла непреодолимое препятствие.

Истинный размер его члена, о котором он возбужденно рассказывает женщине, еще никогда не отдававшей должной дани его плоти, радует его так, как новый «конструктор» радует любознательного мальчугана. Размер никак не удается продемонстрировать. Учительница, еще никогда не знавшая страсти, внимает детальному описанию с дружески-страстным усердием. Она соглашается с ним и вовсю радуется тому, что скоро, очень скоро сможет получить удовольствие и от этого, и от многого другого! Она пытается незаметно выплюнуть его член, однако ученик Клеммер настойчиво принуждает ее вновь раскрыть губы, пренебрегая состоянием госпожи учительницы. Так быстро он не отступится! Ей придется глотать это горькое лекарство неподслащенным. Эрику Кохут обволакивают первые страхи, связанные с неудачей, в которой она, пожалуй, виновата. ЕЕ юный ученик все еще пытается получить сексуальное удовольствие, не думая ни о чем, однако из его затеи ничего не выходит. В женщине, заполняющей бездну всем своим существом, вздымается на волнах темный корабль страха, уже поднимающий паруса. Очнувшись от неистовства, она, помимо своей воли, начинает различать отдельные детали этого крохотного помещения. Глубоко внизу за окном каморки – крона дерева. Это каштан. Клеммер удерживает в полости ее рта безвкусную трубочку с леденцами, свой любовный отросток. Мужчина всем телом прижимается к ее лицу и бессмысленно стонет. Уголком глаза Эрика замечает едва приметное колебание ветвей там, внизу. На них падают первые капли дождя. Листья намокают и обвисают. Летят во все стороны неслышные отсюда брызги, и на дерево обрушивается ливень. Весеннее утро не сдержало своего обещания. Свежая листва беззвучно склоняется под напором дождевых капель. Небесная канонада обрушивается на ветки. Мужчина по-прежнему втискивает себя в женский рот и держит Эрику за волосы и за уши, в то время как на улице всемогущая природа демонстрирует свое могущество. Ей по-прежнему еще хочется, а он по-прежнему еще не может. Он маленький и мягкий, а положено ему быть большим и твердым. Ученик визжит, но уже от злости, он скрежещет зубами, потому что он сегодня не в состоянии проявить себя с выигрышной стороны. Он сегодня наверняка не сможет разрядиться в отверстие ее рта, расположенное в голове, в самом ее выигрышном месте.

Эрика ни о чем не думает, и хотя во рту у нее почти ничего нет, она ощущает удушье. Тошнота поднимается в ней, и Эрика хватает ртом воздух. Ученик елозит по ее лицу жесткими волосами лобка, заменяя усердием твердость собственной плоти, и вовсю клянет свой инструмент. В Эрике поднимается волна тошноты. Она с силой вырывается, ее выворачивает прямо в старое жестяное ведро, удачно оказавшееся рядом. Слышны шаги, кто-то направляется в сторону каморки, однако чашу сию проносит мимо и в дверь никто не заглядывает. Между отдельными приступами тошноты учительница успокаивает мужчину: все не так худо, как это выглядит. Желчь рвется из ее тела наружу. Эрика судорожно прижимает руки к желудку и почти машинально говорит о том великом наслаждении, которое ждет их впереди. То, что случилось сегодня, особой радости не доставило, но скоро, совсем скоро радость вырвется из стартового загона на широкий простор. Отдышавшись, Эрика неустанно твердит о сильных и настоящих чувствах, она протирает их белым платочком и горделиво выставляет на обозрение. «Все это я сохранила для тебя, Вальтер, теперь настал черед!» Ее даже перестало тошнить. Она хочет прополоскать рот водой и получает за это легкую шутливую оплеуху. Мужчина в ярости: «Никогда не смей поступать так в тот самый момент, когда я готов достигнуть абсолютного накала. Теперь ты окончательно выбила меня из колеи. Ты не смогла дождаться, пока я доберусь до заснеженных вершин. Не смей полоскать после меня рот». Эрика пробует лепетать изношенные слова любви, но он ее высмеивает. Равномерно барабанит дождь. Вода течет по стеклу. Женщина обвивает мужчину руками и что-то ему подробно описывает. Мужчина говорит ей в ответ, что от нее воняет! Знает ли она, что от нее воняет? Он повторяет эту фразу еще несколько раз. Ведь звучит она так красиво: «Известно ли вам, фрау Эрика, как от вас сильно воняет?» Она совершенно растерянна. И снова пытается легонько лизнуть его. Получается не так, как этого бы хотелось. Снаружи наползают тучи, становится совсем темно. Хотя это было понятно с первого раза, Клеммер продолжает тупо повторять, что Эрика воняет, воняет так, что вся каморка пропахла ее отвратительным запахом. Она написала ему письмо, и вот его ответ: он ничего от нее не хочет, к тому же от нее невыносимо воняет. Клеммер осторожно дергает Эрику за волосы. Ей придется уехать из города, чтобы его молодые ноздри более не ощущали ее своеобразного и отвратительного запаха, этих животных испарений гнили. «Тьфу, дьявол, как вы воняете, вы себе этого даже не можете представить, госпожа учительница музыки».

Эрика соскальзывает в теплое гнездо, в ручеек стыда, словно в ванну, в которую окунаешься осторожно, потому что вода довольно грязная. Мимо, пузырясь, проплывают грязные шапки пены стыда, мертвые крысы неудачи, клочки бумаги, деревянные чурки уродства, старый матрац, заляпанный пятнами спермы. Вода прибывает и прибывает. Она поднимается все выше. Пуская пузыри, женщина поднимается вдоль мужчины вверх, до бетонного венца его беспощадной головы. Голова произносит монотонные фразы, и речь в них идет только о вони, источником которой ученик называет свою учительницу музыки.

Эрика ощущает дистанцию между обжитым миром и миром пустоты. Ученик утверждает, что она, Эрика, воняет. Он готов присягнуть в этом. Эрика готова идти навстречу своей смерти. Ученик готов покинуть помещение, в котором он обнаружил собственную несостоятельность. Эрика ищет боли, которая приведет ее к смерти. Клеммер застегивает ширинку и направляется к выходу. Эрике хочется, чтобы он сдавил ей глотку, хочется угасающим зрением, глазами, выскакивающими из орбит, видеть, как он это делает. Его образ сохранится в ее глазах вплоть до распада ее тела. Он больше не повторяет, что она воняет, она для него в этом мире больше не существует. Он хочет уйти. Эрика хочет почувствовать, как на нее обрушивается смертельный удар его руки, и стыд ложится на ее тело, словно огромная подушка.

Они уже идут по коридору. Идут рядом друг с другом. На